С того самого знойного июньского вечера Антонина ощущала себя оказавшейся в каком-то дурном фильме, время стало бесконечным днем сурка. Ее жизнь осталась там, в прошлом, где строились планы, мечталось, где дом был не просто местом для сна. Они с Николаем планировали поездку к дочке еще с мая, откладывали деньги, бронировали билеты. Николай впервые выезжал за пределы страны, поэтому особенно волновался. Впрочем, с появлением Антонины в его жизни многое стало впервые: любящая семья, дочка, путь уже взрослая, и даже внуки, весело болтающие по-английски с бабушкой каждый вечер.
Удивительно, но за год с небольшим Антонина так привыкла к Николаю, что даже поверила — она имеет право на счастье.
Ей не везло с мужчинами, первый муж, отец ее Аннушки, ушел из семьи, когда дочке было четыре года. Развод дался Антонине тяжело, она сознательно обрекла себя на одиночество, которое продлилось двенадцать лет. А потом появился Олег, мужчина, сумевший растопить ее заледеневшее сердце. Шли девяностые, все вокруг рушилось, Антонине хотелось чувствовать поддержку. Олег слишком быстро переехал к ним с дочкой, так же быстро отвел женщину в ЗАГС, а потом просто перестал выходить из комнаты, которую занял в их квартире – целыми днями лежал на диване, смотрел бесконечные боевики.
За всей этой предсвадебной суетой и хлопотами, женщина даже не сразу поняла, что Олег остался без работы. Второй развод стал избавлением, правда, пришлось прибегнуть к помощи друзей, добровольно мужчина квартиру покидать не собирался. С тех пор Антонина смирилась со своей одинокой участью, хотя, какое там одиночество, ведь с ней была Аннушка, работа, подруги, в конце концов!
Одиночество затаилось, спряталось на время, не терзало несчастную бессонными ночами, не душило невыплаканными слезами, оно ждало своего часа. И час настал – Аннушка вышла замуж и уехала в Европу, а тут и пенсия подошла, начались пустые дни и душные ночи. И вот тут в ее жизни появился Николай. Антонина заказала в магазине новую стиральную машину вместе с установкой, он был мастером, который ее подключал. С того самого дня они больше не расставались, он переехал к ней, его же квартиру стали сдавать в аренду, чтобы накопить на поездку к дочке.
В тот июньский день она просила его остаться дома:
— Николай, ты же обещал уйти с работы еще в мае, — выговаривала она за чашкой утреннего чая.
— Я и собирался, но Ленька, сменщик, заболел, не могу же я подвести. Вот выйдет на работу и тогда все, отдыхать.
Но отдохнуть он так и не успел, по дороге к клиенту его сбил автомобиль. С тех пор для Антонины стерлись дни и ночи, она бродила тенью по квартире, лишь вечерами выбираясь прогуляться по набережной, они гуляли здесь с Николаем каждый вечер. Женщине казалось, что она обязательно встретит его вон на той лавочке или за тем фонарем. Иногда она замечала знакомую фигуру и прибавляла шаг, но…
На смену лету пришла плаксивая осень, Антонина бродила по опустевшей набережной, вглядываясь в серую муть воды. Женщина не сразу заметила, как водная гладь покрылась коркой льда, какой прозрачной стала аллея, и даже первый снег лишь заставил ее сердце сжаться еще сильней – впереди новый год, праздник, который нравился им обоим.
В один из декабрьских вечеров она бродила по полупустой набережной, изредка останавливаясь у парапета. Стылый ветер сбивал сугробы, что-то писал белыми мазками на ледяной глади. Ей хотелось выть вместе с ветром, стать белой крупкой, нещадно разбрасываемой седой пургой.
Она не сразу услышала детский плач, а услышав, удивилась – на пустой набережной никого не было. Мальчик сидел на дальней скамейке, спрятавшейся за высоким сугробом.
— Ты кто? – спросила она ребенка, отмечая, что на вид ему больше пяти лет и не дать.
— Коля, — всхлипнул малыш.
— Почему ты один? Где твоя мама?
— Там, — мальчик махнул рукой в сторону пятиэтажек, забором огораживающих набережную.
— Пошли, отведу тебя.
— Нельзя.
— Почему?
— Мама сказала, чтобы я гулял.
— Пойдем скорее, — Антонина взяла холодную ладошку в свою руку. – Да ты же замерз весь, — она одела на него свои варежки.
Мальчик уверенно вел ее к дому, к подъезду, а на лестнице вдруг остановился и вновь заплакал.
— Она будет ругаться.
— Почему? Где твоя квартира?
Он показал на обшарпанную дверь на третьем этаже. За дверью звучала музыка, раздавались громкие голоса.
— Спустись вниз, я сама, — Антонина нажала на кнопку звонка. Женщина, открывшая ей, была пьяна, она с трудом держалась на ногах.
— Ты кто? – спросила хозяйка, с трудом сфокусировавшаяся на незнакомке.
— Где твой сын?
— Гуляет, что тебе надо, а ну пошла отсюда, — женщина оттолкнула Антонину и захлопнула дверь. Сразу же после этого приоткрылась дверь напротив, из нее показалась лицо испуганной старушки.
— Колю привела? Давай ко мне веди.
— Как это к вам? А мать, надо, наверное, полицию вызывать или кого там положено?
— Да вызывала, уж столько раз вызывала, отбирали у Светки мальчишку, а потом опять возвращали.
— А давайте вот что, я оставлю вам свой номер телефона, вы позвоните завтра, а пока пусть ко мне идет, я тут недалеко живу, на Валовой.
По дороге она позвонила давней подруге Ольге, ее дочь работала в органах опеки.
— Да поняла я, Оль, завтра приду к твоей Кристинке на прием, — сказала она, когда они подходили к дому.
Коля с аппетитом ел вторую тарелку каши, а Антонина смотрела на ребенка, и что-то внутри нее оттаивало, давало возможность сделать вдох, на смену дню сурка приходил рассвет.