В небольшом пролеске на высокой горе, несущей вахту над старым городом, пробивается сквозь каменистую землю небольшой родничок. Освободившись от цепких объятий, он на миг взлетает, рассыпается сотнями радужных струек, чтобы потом слиться в веселый ручеек, бегущий в сторону шумного города. Но на первых же подступах, запутавшись в асфальтовых заплатках городской окраины, растерявшись от бордюрных преград, прячется под материнский покров матушки-земли.
Место его рождения окружили хороводом белоснежные березки, сберегая младенческую чистоту от лишних глаз. Все, кто хоть раз побывал здесь, обязательно возвращались, чтобы еще раз ощутить ледяную игристость шаловливой воды, убедиться, что даже несколько глотков дают силу.
Но чаще всего сюда приходит женщина, которую березки называют Подружкой. Она была их ровесницей, совсем юной прибегала она сюда, чтобы поведать родничку свои девичьи тайны. И такие же юные березки сплетали над ней свои ветки. И много позже, когда болел старший сын, она приходила в любую погоду, набирала воды, веря в ее целебную силу. Сын выздоровел, появилась дочка.
Иногда Подружка приводила под сень подросших березок всю семью. Березки еще долго перешептывались, обсуждая шустрых детей, немного отстраненного мужа и свою Подружку. Тогда они еще не до конца научились видеть чувства и читать мысли. Дар этот открылся позже, тогда Подружка прибегала каждый вечер, чтобы выплакаться, выговорить родничку свою обиду, боль брошенной женщины.
Зимой, когда пролесок заметало снегом, а березки, одевшись в жемчуга и алмазы, спали, женщина протаптывала дорожку к неунываемому родничку. Только он, хрустальной первородностью способен избавить от памяти, что выжигала душу.
Шли годы, березки все больше жалели Подружку. Однажды, заметив тяжелую поступь немолодой женщины, взбирающейся на гору, одна из них надломилась и припала к земле. Теперь Подружка могла отдохнуть, прежде чем отправиться назад с бутылками воды.
А пока она сидела на чудо-лавочке, березки вдыхали ее тревоги, слушали сердце женщины: «Дочь заболела. Младшего внука надо водить в садик. Сын опять с женой поссорился. Старший внук в институт поступает». Деревья склонялись к родничку и шептали ему все, что слышали.
А женщина шла домой, где поила водой домочадцев. Дочка выздоравливала, в семье сына воцарялся мир, внук стал студентом.
А потом Подружка пропала, не приходила три года. Не было дня, чтобы березки не вспоминали о ней.
В эту весну, как только сошел снег, молодые веточки, покрытые зеленым пухом, затрепетали, заметив на тропке знакомый силуэт. Женщина шла медленно, опираясь на трость, делала несколько шагов и останавливалась, пытаясь унять измученное тревогами сердце.
— Идет, идет, — зашумели березки.
— Слышишь, родничок, заряжай скорее воду силой, она ей нужна.
— И о сердце не забудь!
— Понял, — ворчал родничок, добавляя от себя легкость для ног и ясность для глаз.
Подружка опустилась на бревно, провисшее за годы, с благодарностью посмотрела на березки и сказала:
— Правнук у меня, третий уже, подруженьки мои.